Хрупкая вечность
В этом году елочные игрушки начали продавать в больших магазинах с конца октября. Еще немного — и продажа станет круглогодичной, с перерывом на пасхальные куличи и расписные яйца. Это грустно. Потому что стирается праздничное настроение.
Клеймить коммерцию скучно, да и плевала она на все наши жгущие сердца глаголы. У нее и сердца-то нет, один кассовый аппарат. А впрочем, на него и надежда — рано или поздно коммерческий эффект пойдет на убыль, и тогда придется действовать иначе: скажем, приберегать новогодние ярмарки на последние две недели, чтобы толпа ринулась и смела всё подчистую.
Но пока что моральный ущерб несут дети. Вот пошли мы с Котей в наши «Алые паруса», и, пока я объезжала с тележкой молочно-хлебно-бакалейные отделы, он побежал в игрушечный, дав мне страшную клятву никуда оттуда не уходить. Обычно у него и искушения такого не бывает, оттаскивать от двухметровых жирафов и супермонстров приходится силком. А в этот раз возвращаюсь — Котя сидит на корточках под мишурной арочкой и уже меня поджидает. Скучно! В октябре, когда еще не пахнет снегом, совсем не интересно смотреть на шеренгу румяненьких бодрячков дед-Морозов с тяжелыми мешками и пышнорогими оленями.
Другое дело декабрь! Всему свой срок. Что-то должно накопиться и вызреть за год. Возможно, практичные люди, которые готовятся к празднику загодя, потихоньку, распределяя расходы на несколько месяцев, поступают разумно. Так легче для семейного бюджета, спокойнее, большая экономия времени и нервов. Я и сама стараюсь главные подарки детям приготовить заранее. Это дело небыстрое. Пока придумаешь, пока присмотришь, а как сладко припрятать их и томить детей намеками, нагнетать градус ожидания! Подарки — ладно, я согласна, чем раньше, тем лучше. Но что касается игрушек, свечек, масок, гирлянд и прочего новогоднего дикарства — выкладывать все это раньше времени значит обкрадывать народ, а покупать раньше времени — самих себя обкрадывать.
Как хотите, а я не просто верю в новогоднее волшебство, я точно, по опыту всей жизни знаю: оно есть, и вся его прелесть в том, что оно вспыхивает и очень быстро догорает. Зато каждый год возрождается. Такая вот вечность и недолговечность.
Всего на несколько дней варварски пестрое, бело-красно-зеленое, золотое и серебряное теснит самый изысканный дизайн. Только раз в году можно, забыв о хорошем вкусе, обвешаться мишурой и стеклянными бусами. Дать волю примитивной страсти к яркому и блестящему. А вот до и после этих веселых дней те же конфетти с серпантином, серебристые сосульки и цветные лампочки выглядят чем-то грубым и убогим.
Не буду больше заходить ни в какие торговые центры до самой середины декабря, а уж тогда пора проснуться предпраздничной щекотке.
Я вот все говорю «Новый год», а думаю с тоской о Рождестве. С тоской — потому что, как бы мы ни старались, этот чудный праздник советская власть затоптала, видимо, бесповоротно. Может, было бы не так, если бы не праведная косность, из-за которой 25 декабря по русскому православному календарю приходится на 7 января. Так что Рождество получается запоздалое, натужное. Ну, зато Новый год — праздник всеобщий, ему радуются все светлые силы без разделения на конфессии. И все-все дети.
Когда я была маленькой, почти всегда удачно заболевала на недельку где-нибудь в начале декабря. И сидела, счастливая, с перевязанным горлом или непросыхающим носом, перед столом, заваленным цветной бумагой, карандашами, ватой, разными блестками и бусинками, с ножницами и кисточкой для клея в руках. Самое первое, самое простое, доступное лет с пяти — это, конечно, цепочка из бумажных колечек. К 1 января я успевала склеить метров десять, чтобы потом обмотать елку в несколько рядов.
До сих пор умею делать всякие фонарики-корзиночки, а белых ангелочков вырезать научилась совсем недавно и очень этим горжусь. На елке они выглядят сахарными. Но не приторными, а прекрасными, будто прилетели из «Щелкунчика», прямо из Конфетенбурга. В декабре нашей с братом любимой едой становились сырые яйца. Кто бы заставил меня выпить такую гадость в другое время года, а тут пила добровольно. Главное втянуть жидкое яйцо посильнее, чтобы заглотнуть его, не подавившись сопливым жгутиком. Проделать две дырочки, побольше и поменьше, с двух сторон, так чтобы не раскокать скорлупу — целое искусство. И во что только эти скорлупки не превращались! Не знаю, как брат, а я и сейчас с детьми яичные украшения делаю. Особенно удачные хранятся в нашей коробке с елочными игрушками и каждый год вешаются на почетное место. Лучше всех леший с палочным носом и веревочными волосами да мышонок с розовыми бумажными ушками и лихими усами.
Эта коробка — главная семейная ценность. В ней собраны самые дорогие и веселые реликвии. Каким чудом уцелели, пережив войны, странствия по разным городам и квартирам, разводы и ремонты, две невесомые, тончайшего стекла, шишки с прадедушкиной елки, уж не знаю. Вот уж действительно — чудом! А любимцы моего детства: аляповатые (ну и пусть!) стеклярусные люстры и грибочки, шарик-кораблик (матовый, раскрашенный, каких уж сегодня точно не делают), китайский Дед Мороз (фигурка в золотом халате), тяжеленный серебряный шар… У нас с Сережкой была любимая забава: наряженная елка делилась на сектора, один из нас загадывал игрушку, примерно так: «Золотая и зеленая, в районе большого самовара…», или шара-поросенка, или наконечника, и так далее, — а другой должен был ее найти.
Про саму елку лучше промолчу. Экология, загубленные деревья, не говоря уж об иголках по всему дому… Да, да, да! Но я без живой елки не могу. Лучшее утро в году — когда проснешься и, еще не открывая глаз, вдохнешь еловый аромат. Может, не так это страшно для природы, а? Ведь новогодние елки разводят на плантациях, как кур на птицефермах.
А про судьбу каждой в отдельности есть замечательная сказка Андерсена, которую мы с Котей, как раньше с Ильей, каждый год читаем, прощаясь с нашей ощипанной красавицей. И это последняя, после укладывания в коробку елочных сокровищ, часть праздника.